Путь человека к самому себе лежит через мир (с)
У кого есть «Зачем», тот
выдержит почти любое «Как» – это гениальное изречение Фридриха Ницше
приписывают австрийскому психиатру, психологу Виктору Франклу. И все благодаря
его книге-бестселлеру «Сказать жизни – Да!».
Это самая известная книга выдающегося ученого и психолога, помимо его научных трудов. Она о его опыте в концентрационном лагере. Сегодня это мировой бестселлер с миллионными тиражами.
За шесть лет книга была переиздана 14 раз; к 1995 г. только в Соединенных Штатах
вышло более 9 млн. экземпляров. Труд величайшего ученого нельзя переоценить, 31
его книга переведена на несколько десятков языков, он объехал весь мир, и
встречи с ним искали многие выдающиеся люди и сильные мира сего.
Цитаты Франкла
разошлись по миру.
«Я не побоюсь сказать, что в мире не существует более
действенной помощи для выживания даже в самых ужасных условиях, чем знание, что
твоя жизнь имеет смысл».
Благодаря неутомимой лекционной и писательской
деятельности Франкла его идеи получили мировое признание.
 |
| Фото: интернет |
А благодаря труду
Лэнгле возможно стало оценить его личность с самых разных сторон. Это важно,
потому что успех Виктора Франкла, популярность и мировая слава – это конгломерат
всех его человеческих качеств.
Потеряв всю семью, он стал подлинным
провозвестником нового психотерапевтического направления «психотерапии с
человеческим лицом» – направления, основанного, прежде всего, на поисках смысла
жизни. Этот метод, история его создания тесно переплетены с историей самого
основателя популярного метода.
Альфрид Лэнгле – автор книги «Виктор Франкл.
Портрет»
В течение ряда лет он был близким другом и учеником Виктора Франкла. В
книге Лэнгле описывает яркую жизнь и неординарную личность ученого, отдавая,
таким образом, дань своему другу и учителю. И это глубоко личное повествование.
О карьере врача Франкл мечтал с трех лет, а в четыре года он осознал
неизбежность собственной смерти. С тех пор, как он сам признавался, неотрывно
думал о том: как прожить осмысленную жизнь, зная, что она в любой момент может
оборваться? Именно такими воспоминаниями он делится в своих автобиографических
зарисовках.
Еще он говорил о том, что наше прошлое, в отличие от нас, никогда не
умирает, как не умирают и личные достижения и сбывшееся мечты. «Что бы мы ни
создали, чему бы ни научились и что бы ни пережили, – все это становится нашим
прошлым, – рассуждал Франкл. – Никто и ничто не сможет отменить того, что это
было».
Вся его жизнь преисполнена смысла. Все было не зря, все для чего-то… В
конце 1920-х и начале 1930-х Виктор Франкл работал в нескольких неврологических
и психиатрических клиниках.
Именно тогда он начал работать над методом
логотерапия.
Гитлеровский режим с первых дней затронул его. Виктор понимал, что
в нацистской Австрии его профессиональные возможности будут ограничены, а
спокойной жизни наступит конец. И тогда его и его семью ждет депортация. Но пока
его работа в неврологическом отделении в еврейском госпитале Ротшильда была
нужна режиму, он оставался в относительной безопасности.
В начале войны он
боролся за жизни пациентов – в том числе и за спасение жизни самоубийц, не
желавших жить при гитлеровском режиме. Его ассистентка была с ним не согласна в
этом вопросе. Ведь спасенные люди вновь вставали перед страшным выбором – жить в
невыносимых условиях или умереть. Не обошла эта участь и ее. После того, как
Франкл спас свою ассистентку, по сути близкого ему человека, от попытки суицида,
она была депортирована в концлагерь.
Молодой психиатр так и не покинул Вену,
хотя в 1941-м неожиданно получил трехнедельную визу в США. Он не мог решиться на
какой-либо шаг: или уехать в США и спастись, оставив на произвол судьбу
родителей, или остаться вместе с ними, но тогда их всех наверняка бы ждала
смерть. Для принятия решения, как он вспоминал, ему понадобилось «указание
свыше». В принятии решения сыграла роль не столько любовь к родителям, сколько
«напоминание о религиозно-нравственном долге». А надо сказать, что он был
достаточно религиозным человеком. У Франкла появилось чувство, что ему нужен
знак с небес. Он искал уединения в одиночных прогулках, прокручивая варианты
решения вновь и вновь. Однажды он проходил мимо Собора св. Стефана. Из храма
доносились звуки органа. Прикрыв портфелем желтую звезду, он вошел и никем не
замеченный остался в соборе.
С этим ожиданием метафизического знака Франкл
вернулся домой. И здесь он увидел небольшой кусок мрамора, который вызвал его
удивление и вопросы. Отец ответил, что этот невзрачный кусочек мрамора остался
на месте самой большой из шести венских синагог, сожженных в «хрустальную ночь».
По воспоминаниям самого Виктора Франкла: «Кусок мрамора — часть плиты со словами
Завета. Если тебе интересно, могу даже сказать, к которой из десяти заповедей
относится высеченная здесь древнееврейская буква. Есть только одна заповедь,
которая с нее начинается». «А именно?\» — настаиваю я. И отец отвечает: «Почитай
отца своего и мать свою, чтобы продлились дни твои на земле...» Так я остался
«на земле» с моими родителями и просрочил визу».
Семья Франкла попала в
концлагерь Терезиенштадт. Избежала этой участи только сестра, она успела уехать
в Мексику. Брата схватили при попытке выехать из Австрии, и в концлагере он
оказался раньше своей семьи. Жена Франкла, Тилли, работала в том же лагере на
слюдяной фабрике. Отец – Габриэль Франкл скончался в 1943-ем, в 81 год, от
недоедания и пневмонии. Примечательно, что Франклу удалось пронести в лагерь
ампулу с морфием, тем самым облегчив его предсмертные страдания. Мать погибла в
газовой камере гораздо позже, в октябре 1944 г., когда сам Виктор с женой уже
были отправлены в Аушвиц. И это далеко не единственное экзистенциальное
переживание, которое ему пришлось пережить в это время.
Однажды на вечерней
поверке Франкла по неизвестной причине направили на сортировочный транспорт. Это
означало направление в газовую камеру. Никто из попавших на этот транспорт живым
не возвращался. Что он мог предпринять? Ему приходили в голову страшные по своей
сути мысли: например броситься на проволоку, избежав таким образом страшной
участи. Но как он мог? Он, который всегда боролся против осознанного лишения
себя жизни? Прежде всего, он попрощался с матерью. (Отца уже не было в живых).
Затем попрощался с женой. Потом направился к воротам, чтобы оттуда последний раз
увидеть закат. И пока он шел, к нему пришло осознание, что он уже совершил все,
что мог. Тяжелейшее испытание и осознание конечности собственной жизни помогло
появлению «надежды на надежду», особый такой вид спокойствия… и он смог
допустить, «пускай только теоретически, но все-таки всегда остается шанс, что я
выживу».
«Просто дать быть всему, что происходит, больше не обманывать себя, а
некоторым образом — исходя из последнего достоинства — ждать; не исключать
никакой возможности, включать любой шанс. Мне как раз кажется, что я в решающие
мгновения в концлагере поступал именно так. В Освенциме я естественным образом
вынужден был учитывать, что в любой момент могу отправиться в газовую камеру. Но
в диалогах с самим собой я как-то никогда не переставал признавать, что — пускай
только теоретически, но все-таки всегда остается шанс, что я выживу. Вот что я
подразумеваю под “оставлять все возможности открытыми”. Быть слишком гордым,
чтобы сказать: я больше не участвую, я сдаюсь. Быть слишком гордым\ Посмотрим,
чего еще хочет от меня эта дерьмовая жизнь. Посмотрим. То есть — отнюдь не
видеть ситуацию в бог знает каком розовом свете, а просто: посмотрим, чего еще
хочет от меня эта дерьмовая жизнь».
В книге Лэнгле приводит дословный диалог со
своим другом: «Лэнгле: Однако я хотел бы еще добавить, что чисто теоретически
сохраняется шанс выжить. Я чувствую необходимость это добавить. Франкл:—
ответственность\ Тут вступает в игру ответственность. В ту минуту, когда я
признаю, что есть шанс остаться в живых, я неизбежно беру на себя
ответственность не упустить своего шанса (например, проскользнуть в эшелон,
заметив, что он идет в лагерь, где нет газовых камер)»
Так оно и вышло. На
следующее утро этап просто не состоялся. Франкл так никогда и не узнал, почему
его отменили — в первый и единственный раз. Для него это событие стало значимым
подтверждением верности описанной позиции открытости и реалистичности: «Пока
что-то не произошло, все еще может сложиться иначе».
После войны в беседе с
психиатром Паулем Поляком он делился своими переживаниями: «Такие испытания
должны иметь смысл», – говорил он.
Друзья уговорили его написать об этом опыте
книгу, чтобы «исцелить душевную травму». Работа давалась нелегко. Ради нее ему
пришлось пожертвовать своим увлечением скалолазанием и альпинизмом.
 |
| Фотография, около 1950 года. Источник:https://disgustingmen.com/blog/viktor-frankl-kak-evrejskij-psihiatr/ |
Но эта
работа придавала смысл жизни, высвечивая лишения, как необходимый этап, пусть и
жуткий в своей обнаженности. В 1946 году Виктором Франклом были написаны две
книги, «Врачебное душепопечение» и «Психолог в концентрационном лагере».
Во
«Врачебном душепопечении» были представлены основные положения логотерапии. У
книги «Психолог в концентрационном лагере» история совсем иная. Франкл решил
«опубликовать ее анонимно, чтобы иметь возможность позволить себе быть
откровенным». Книга была уже отправлена в печать, когда друзья уговорили его
«взять на себя ответственность за ее содержание, подписавшись собственным
именем».
Но первая книга все же вышла без имени автора. Продавалась она тяжело.
В 1956 году она уже была переведена на английский и вышла в издательстве Beacon
Press в Бостоне под названием From Death Camp to Existentialism. Этому варианту
повезло больше. Впоследствии книгу выпускали еще несколько раз. Это потрясающая
по глубине переживаний книга человека, который исцелял раны, нанесенные жизнью,
и на собственном опыте убедился в действенности своего метода. Эта книга о силе
духа и о том, какое чудовищное зло мы способны причинять друг другу. И еще она о
том, что страдание можно встречать стойко.
«Человек может лишиться всего в один
момент. Последнее, что у него остается – свобода выбирать, как вести себя даже в
самых ужасных обстоятельствах».
Все время задаюсь вопросом, как могло произойти
так, что идеология нацизма смогла получить такое массовое распространение? Целые
нации воспринимали ее как новую реальность, как данность и считали это нормой.
«Ничего страшного, – отвечали «люди», творившие зверства, – я просто исполняю
приказ». Нацистский аппарат функционировал как стандартная бюрократическая
машина – и эта «нормальность» больше всего сбивает с толку.
Можно сколько угодно
вопрошать Вселенную: «Как же так?». Ответы лежат на поверхности. Разве бы нацизм
смог существовать, если бы послушание и следование долгу не укоренилось в людях
столь глубоко? Если бы у них присутствовало бы критическое мышление и
ответственность за свою жизнь? Если бы они подвергли сомнению бесчеловечные
приказы свыше? Если бы они не пошли по пути слепого повиновения?
Зигмунт Бауман,
британский социолог, рассуждал: «Невыразимый ужас, пронизывающий нашу
коллективную память о холокосте, является следствием гнетущего подозрения, что
холокост может оказаться не просто аномалией, не просто отклонением от прямого
пути прогресса и не просто раковой опухолью на здоровом теле цивилизованного
общества... В Холокосте "как в капле воды" можно увидеть отражение того, на что
способны современное общество и цивилизация с их "эффективностью", логикой и
рационализмом. С их "нормальностью", в конце концов».
Ну и напоследок. Бауман
подчеркивал: «Ни один из факторов, благодаря которым Холокост стал возможен, не
устранен из жизни современного общества».
В общем, люди, будьте бдительны!
Комментариев нет:
Отправить комментарий