Кофе с пряностями.

 Когда за окном дождь и серость, а настроение, какое – то … я бы сказала, тихое  и пасмурное.  И книга в руках подталкивает к размышлениям о вечном – в таком случае просто необходим кофе, который согреет не только тело, но и душу…

Как я варю кофе.

В джезву крошу несколько зеленых плодов кардамона и ставлю на огонь. Буквально на несколько секунд, пока не появится головокружительный кардамонный запах. Туда же добавляю щепотку молотого имбиря и только после этого молотые зерна кофе (хорошо подойдет эфиопский кофе, однако дело вкуса)  Заливаю мягкой отфильтрованной водой и продолжаю нагревать на огне. Вместе с водой можно добавить пол палочки гвоздики. Тут лучше не переусердствовать.

Ждем до появления пенной шапки и снимаем с огня. Теперь его нужно перемешать и снова поставить на огонь. Повторять это действие можно от трех до шести раз – если хватит терпения.

Я пью такой кофе без сахара. Но если  брать сахар, то лучше тростниковый. Если же его нет, то можно заменить пальмовым, хотя это более вычурный вариант, зато гораздо лучше белого рафинада.

И вот теперь с чашкой в руках пасмурная погода за окном уже не кажется слишком тоскливой. И даже книга о серьезных вещах может показаться вполне оптимистичной…

Венсан Делекруа. Башмак на крыше. 

Книга состоит из десяти историй и монологов, каждый от лица одного из персонажей. Все они, так или иначе, связаны друг с другом. Главное, что их связывает  – это сквозная тема одиночества.

Начинается книга с истории, рассказанной маленькой девочкой, которая увидела на крыше ангела: "Я ангела видела…  И где же ты его видела? — Там, на крыше, я из окна видела, он стоял на краю. — Той крыши, что напротив? — Да. — И что он делал? — Ничего, стоял на краю и смотрел на меня грустно-грустно. Мне тоже грустно, папа"

Дальше появляются брошенный любовник, одноногий калека, влюбленная чернокожая иммигрантка, усовестившийся выскочка-телеведущий, преуспевающий художник, пес...

Все они пытаются растолковать загадочное появление на одной из парижских крыш одинокого башмака. Он оказывается предметом, заставляющим людей осмыслить свое одиночество, рассказать о нем. Воспринимается это как аналог Золушкиной туфельки, но если туфелька принесла главной героине любовь и счастье, то башмак на крыше делает пустоту и одиночество еще более ощутимыми.

В этих историях каждый говорит о себе.
"…мне вспомнилось печальное зрелище, свидетелем которого я оказался по дороге сюда, где-то эдак с час назад. Я увидел одноногого парня на костылях: пустая штанина джинсов под культей узлом завязана. Жутко больно и грустно было на него смотреть — парадокс, потому что сам он несчастным не выглядел: молод, хорошо сложен, если не считать увечья, и даже собой ничего, насколько я мог судить. <…..> В общем, что меня больше всего расстроило, так это его равнодушие, потому что, выходит, он смирился, перестал воспринимать собственную жизнь как окончательную неудачу, а равнодушие, оно пришло постепенно, в ответ на взгляды, к нему обращенные, полные жалости, или на слова, отвратительно-слащавые, которые ему все время приходится слышать в свой адрес. Но все это, разумеется, видимость, потому что невозможно на самом деле смириться с такими вещами. “Ты можешь сломать мне ногу, но этим меня ты не сломишь”, — сказал Эпиктет. Вранье! Это же надо все время делать над собой усилие, нечеловеческое усилие, да и все равно оно только видимость создает, в глубину боль загоняет, а освобождать не освобождает вовсе. И несчастье ваше изнутри начинает вас глодать. Если боль не выплескивать, а внутрь прятать, так она изнутри точит, и никакое лекарство тут уж не поможет — да и нет для этого никаких лекарств.

В общем, я его обогнал, и постукивание его костылей начало уже затихать за моей спиной, и тут я стал думать о моем собственном положении….  Впрочем, что-то общее между нами все же есть, потому что я тоже поначалу кричал, и с ума сходил, и наружу свои страдания выплескивал, хотя причина-то их смехотворная была — так, капризы избалованного ребенка. Потом я кричать перестал, но боль не ушла, просто я ее внутрь загнал и против себя направил"

Тема одиночества - центральная в произведениях Венсана Делекруа, "ибо каждый одинок в этом мире"

"Временами в комнату заходит мама, спрашивает, как я, иногда гладит меня по голове и молчит. Потом уходит. Там, за стеной, она старается вести себя как можно тише. Даже младший братик играет беззвучно. Как будто у нас траур, как будто я тяжело больна или при смерти. Но я не умираю: я просто смотрю в окно, словно чего-то жду, — но ждать мне нечего, совсем нечего. Иногда мама присаживается ко мне на кровать и говорит тихонечко: надо что-нибудь поесть. А зачем? Для чего мне кормить это тело? Мама считает, что его надо кормить, что у меня еще есть тело, что в этом теле еще есть душа. Про себя она, конечно, думает, что все пройдет, потому что в моем возрасте это нестрашно, потому что все проходит. Она думает, что мне столько лет, сколько записано во французском паспорте, — раз я все еще похожа на мою фотографию. Мама не видит, что я постарела. Я постарела дважды. В первый раз, когда ты заключил меня в свои объятия. Во второй — когда меня вырвали из твоих объятий. Сначала я стала женщиной, потом — трупом. Я гораздо старше мамы, я старше всех на свете. <…>
Мама привезла меня домой и сгрузила в мою комнату, точно тюк. Помню, мы встретили по дороге старушку-соседку с нижнего этажа, которая всегда со мной здоровается. Она спросила: что такое, деточка, что случилось? Деточка. Я теперь старше ее, разве она не видит?"

Заканчивается книга монологом ангела, решившего пожертвовать собой ради избавления людей от одиночества.

"Я видел вас: детей, одиноких старушек, потерявших надежду молодых женщин, психопатов, покинутых любовников, мономанов, ипохондриков, обманутых друзей, актеров-неудачников и даже кошку с собакой, которые тоже одиноки и неприкаянны в этом мире. Я видел вас, я смотрел на вас с огромным сочувствием.

 Я пришел оплакать этот мир.

Мне надо было дозреть до того, чтобы подняться на крышу <…..> Я видел вас, я смотрел на вас с огромным сочувствием. Вы могли бы стать моими друзьями. Я оплакивал вас и себя вместе с вами. (Тут я расставил в стороны руки, потому что мне показалось, что на крыше это уместно.) Я не сразу полез на крышу, я ждал, пока все одиночество мира не ляжет мне на плечи. И вот я здесь. Я говорю это во весь голос: и вот я здесь!
И я клянусь, по-настоящему клянусь: я готов был принести себя в жертву"

Однако и ангелам свойственно сомнение.

"Но в самый последний момент меня вдруг охватило сомнение. А вдруг никто эту жертву не заметит?
Я готов разбиться об асфальт — но что, если вдруг, вопреки моим ожиданиям, одиночество от этого не исчезнет? Нет, это не трусость, честное слово, я просто хочу принести пользу.
В конце концов, сейчас не эпоха Христа.
<...>
...можно запросто пожертвовать башмаком, а? Пойду-ка я домой.
как вдруг распахнулось чье-то окно, и зычный голос заорал:
— Когда-нибудь кончится этот бардак на крыше?
Я никак не ожидал услышать чей-то голос, мне казалось, что все крепко спят. По правде говоря, я и не подозревал, что говорю так громко. От неожиданности я поскользнулся и, как полный дурак, полетел с крыши. Вот самая нелепая история, которую рассказал бы я сам, если бы остался жив*.

* Какой бы невероятной ни была эта история, если она дает правдивое объяснение, то хочется спросить: как так получилось, что тела на асфальте не нашли?"

Роман называют "маленьким литературным шедевром".

Кто - то скажет, что это достаточно грустная "история"…  Кто – то, что одинокими мы никогда не бываем. Одиночество, дескать, это удел неудачников. Но. "Все мы приходим в этот мир одни и уходим одни"...